Гётеросексуальность

На большом экране в Рязани внезапно появилось высоколобое кино. В прокат вышел сокуровский «Фауст». Торжествующие интеллектуалы всем скопом бросились раскупать билеты в кинотеатрах, хотя, конечно, тех, кто предпочёл диаметрально противоположного интеллекту «Ржевского против Наполеона», было побольше. Много говорить о сюжете фильма не стоит, ведь, несомненно, каждый (ну или типа каждый) знает об истории доктора Фауста, его любви (или что-то вроде этого) к юной Маргарите (Гретхен), а также его губительной сделки с дьяволом. Поэтому можно перейти к раздумьям по поводу.

Метафизические гётевские поиски смысла жизни Александр Сокуров заменил постоянным поиском еды: легендарный доктор Фауст на протяжении всего фильма чертовски голоден, и, судя по всему, это мешает ему мыслить. Начавшаяся гипогликемия из-за голодания делает мысли главного героя больше похожими на речь умственно отсталого в степени дебильности, нежели магистра всяческих наук. Пожалуй, непосредственно Гёте в этом фильме меньше всего: действие перенесено в XIX век, картинка далека от готической, и мир этот ближе к другому германскому писателю ― Гофману, с его художниками и филистерами. Впрочем, творческих личностей в этом фильме будто бы и нет: разве что «дух отрицания» не озабочен поиском денег, еды и секса. Избранная же манера повествования близка то ли к беккетскому театру абсурда с постоянно возникающими ниоткуда и пропадающими в никуда героями, которые порой несут околесицу, то ли к прустовскому потоку сознания с вырванными и застывшими во времени образами.

Периодически сбивающийся фокус, игра с цветом и светом переносят в душный мир галлюцинаторного сознания то ли Фауста, то ли Мефистофеля, то ли Сокурова. Всё романтическое и великое, характерное для средневекового Фауста, в фильме выскоблено начисто и заменено ницшеанским ― начиная от религии и заканчивая отношением к половым актам. Впечатлил лобызающий распятие и статую Девы Марии Мефистофель, который, впрочем, испытывая далеко не платонические чувства к вышеуказанным, не гнушается справить нужду в церкви. Недалеко уходит от своего спутника и сам Фауст, который совокупляется с Гретхен рядом с хладным телом её матери. Сам собой напрашивается вывод: Сокуров на первых же кадрах выкладывает причинное место умершего фильма.

Нигилизм в чистом виде воспринимается не как само собой разумеющееся, а как эпатаж, работающий на европейскую публику. И действительно, фильм вряд ли ориентирован на отечественного потребителя, который ещё не готов смотреть практически арт-хаус на большом экране, и вряд ли на американского ― из спецэффектов тут только резиновое тельце Мефистофеля, да и то сделано оно не очень. Хотя в России фильм, возможно, найдёт своего зрителя, и это будут хипстеры и девочки, любящие слово «декаданс». Ещё одной особенностью фильма, пожалуй, можно назвать излюбленный Сокуровым приём ― снимать фильм на языке оригинала. Немецкая же в этом фильме оказалась просто музыка, причём не брутальный Rammstein, а, скорее, Вагнер. Однако переводчик, голос которого не передаёт ни одной эмоции актёров, порой заставляет переключаться на язык оригинала, из-за чего смысл некоторых реплик пропускается. Данному фильму, безусловно, не нужен дубляж, но лучше смотреть его с субтитрами, так как заунывное бу-бу-бу в сочетании с изнуряющими двумя часами в зале ― ну очень сильное снотворное.