Нескучная история

В конце мая в торжественной обстановке впервые вручен знак «Почетный архивист Рязанской области». Им награждена Елена Николаевна Поздняк. Все, кто работал в областных архивах, писал научные исторические труды, интересуется историей нашей области в ХХ веке, хорошо знают эту женщину. Более 45 лет она отдала архивной службе, любит и знает ее. И кому же еще вручать почетный серебристый знак с изображением рязанского князя под номером 1!

Давно мне хотелось расспросить Елену Николаевну о том, как архивная работа стала самой значимой частью ее жизни. Вот и повод нашелся.

Р.В. — Елена Николаевна, как вы стали архивистом?
Е.П. — Почти случайно. После окончания историко-филологического факультета Тверского пединститута в 1966 году я вместе с мужем приехала в Рязань. Родился ребенок, я вынуждена была уйти из школы, искать себе другое место работы. Шла как-то по улице Подбельского и прочитала табличку — Архивное управление Рязанской области. Решила попытать счастья, открыла дверь, поднялась на второй этаж, постучала в дверь начальника управления, вошла и увидела Веру Иосифовну Холмогорскую — яркую, красивую, очень обаятельную женщину. Рассказала ей о своих обстоятельствах. Вера Иосифовна предложила прийти через неделю с документами. Через неделю она познакомила меня с директором архива Генриеттой Владимировной Лебедевой. Меня приняли на работу научным сотрудником в отдел публикации и использования документов. Предупредили, что работать буду на территории кремля. Это был конец 1970 года.

Р.В. — И вы пришли в Христорождественский собор, где располагался тогда Государственный архив Рязанской области?
Е.П. — Да, я пришла именно туда и начала работать с Зоей Ивановной Жаворонковой. Когда пришла в это здание в кремле, мне показалось там так неуютно. Зоя Ивановна мне говорит: «Пойдемте, я покажу наше архивохранилище». А там — высота стеллажей до куполов и ледяной холод. Молоденькие девушки ходят в валенках и телогрейках. Я думаю: как все это можно изучить? Меня предупредили, что работать буду не в хранилище, а в другом помещении, с документами по истории культуры рязанского края. Тема необъятная. Потихоньку я стала вникать в суть дела, делать выписки на карточки. И знаете, что меня больше всего удивило? Я делаю свои выписки, показываю коллегам, они все это одобряют и предупреждают: имейте в виду, эта картотека будет храниться всегда, вечно. К ней будут обращаться исследователи. Вот это самое «хранить вечно» меня потрясло. Какое же мы важное дело делаем.

Р.В. — А как же вы в партийный архив пришли работать?
Е.П. — В мае 1972 года вызвала меня к себе Генриетта Владимировна Лебедева и поручила подготовить к конференции доклад «Рязань в Великой Отечественной войне». Срок — две недели. А я не знаю ничего по этой теме. Но начала работать, по крупицам собирать материал. У нас уже были наработки по военной теме. Решила «разбавить» доклад стихами Межирова, Межелайтиса, Роберта Рождественского. Конференция была в Преображенском храме. Я выступала с докладом, а у самой все поджилки тряслись. Там были все архивисты области и заведующий областным партийным архивом Иван Федотович Кокорев. Вскоре он пригласил меня на работу. Меня не хотели отпускать из ГАРО. Но как сказала Генриетта Владимировна: «Это ведь Кокорев, и это обком партии. Со мной считаться не будут». Так я начала работать в областном партийном архиве, в цокольном этаже здания обкома КПСС на улице Радищева.

Р.В. — Вам, наверное, скучно показалось в партархиве после ГАРО?
Е.П. — Нет, скорее наоборот. В ГАРО я занималась одним делом и одной темой. В партархиве я должна была заниматься публикаторской работой, но не только этим. Работала с исследователями, исполняла тематические запросы на разные темы, готовила лекции и выступления, ездила в командировки. Кокорев мне говорит: «Некому заниматься единым систематическим каталогом, а с нас Центральный партийный архив требует. Надо составить каталог по основным, актуальным вопросам». Берусь и за эту работу. Мы все были взаимозаменяемы, могли выполнять все виды работы в архиве.

Р.В. — До 1991 года в партархив исследователям попасть было непросто?
Е.П. — На первых порах у нас был строгий порядок допуска. Все исследователи, независимо от ранга, должны были представить справку из службы госбезопасности. Фонды документов, имеющие гриф «Секретно», «Строго секретно», «Совершенно секретно», могли изучать только лица, имевшие справку формы № 3.

Р.В. — Когда произошли перемены в порядке допуска? В 90-е годы?
Е.П. — Пораньше. В конце 80-х была ликвидирована строгая система допуска, и люди смогли приходить к нам свободно. Тогда можно было работать с документами по личному заявлению. Но без визита к начальнику отдела или к секретарю обкома по идеологии работать было нельзя. По сути дела все кандидаты и доктора исторических наук, которые ныне работают в рязанских вузах и вузах соседних областей, прошли через наш архив. Я всем помогала, как могла. Работали у нас и многие зарубежные исследователи — из стран Европы и Америки.

Р.В. — Были ли какие-то фонды, дела которых вам лично были очень интересны?
Е.П. — Самые дорогие для меня фонды — ветеранские дела по кадровому составу. Дела ветеранов партии и комсомола, Героев Советского Союза, полных кавалеров ордена Славы, Героев Социалистического Труда

Р.В. — На каждого из этих человек сформировано дело?
Е.П. — Да, на каждого есть личный фонд. Они разные. У кого-то с большим количеством документов, у кого-то — очень скромные. Многие детали биографий нам открывались в других архивах. Например, дело Ивана Земнухова. Едва ли где-то хранится такое дело молодогвардейца, нашего земляка, уроженца Шацкого района, вплоть до копии аттестата зрелости на украинском языке. У нас там многие воспоминания о жизни и судьбе Земнухова. Смотрите — вот на стене картина Дмитрия Григорьевича Рыбакова. Это наш рязанец, известный художник, автомобилист, Он бежал из плена, спас двоих военнопленных. Его дело — богатейшее. Эти документы — живая история. А тема войны для меня самая близкая тема. Вот к чему я приросла. Даже сейчас, уйдя три года назад на пенсию, я занимаюсь подготовкой к изданию областной книги «Солдаты Победы»

Р.В. — А у вас не возникает сожаления, что не успели пообщаться со многими ветеранами, записать их воспоминания, собрать о них документы? Когда они были молодые, здоровые, только отвоевали, никто особенно не интересовался их биографиями, подробностями их боевого пути.
Е.П. — Вы правильно говорите. Сейчас об этом приходится сожалеть. Придешь утром на работу: лежат три письма. Я должна срочно на них ответить. А мне бы самой написать в Ленинград расписавшемуся на рейхстаге спасскому парню Клочкову Ивану Фроловичу: как у вас дела, что новенького? Что можете вспомнить о своем участии в боевых сражениях? Недавно краевед Арсен Бабурин спрашивает меня: «Кто из рязанцев расписался на рейхстаге?» Я назвала пятерых. Снайпер Анна Подлазова, например. Закончила войну и расписалась на рейхстаге со своей снайперской парой Полиной Крестьяниновой: «Мы из Рязани. Подлазова и Крестьянинова». Это факт. А как доказать, если рейхстаг сто раз ремонтировали? Бабурин спрашивает: «А вот висит ли мемориальная доска у ее подъезда?» Была табличка, о том, что она — участница войны. — А что она на рейхстаге расписалась? Этого сегодня никто не знает.

Р.В. — В 90-е годы архивы открыли. И пошли, наверное, люди, у которых возникали вопросы по поводу своих родственников — репрессированных, военных, раскулаченных и так далее. Как вы с ними работали?
Е.П. — Теперь это единый Государственный архив Рязанской области. Партархив вошел в его состав на правах отдела по работе с документами партийных, молодежных организаций. Идет масса запросов отовсюду. Были интересные запросы исследователей. Сейчас в читальном зале работают, в основном, те, кто ищет свои корни. Хотят видеть княжеские фамилии, купеческие. Или хотят быть детьми, правнуками и внуками раскулаченных, репрессированных. Ведь многие пострадали по лживым доносам. Среди таких был мой дед, участник Гражданской войны, которого не довелось увидеть.

Р.В. — А у нас есть порядок открытия фондов по истечении срока давности? Как в английских архивах, например.
Е.П. — Есть. Кадровые дела закрыты в течение 75 лет. Сегодня должны быть открыты дела до 1941 года. Допустим, приходит внучка бывшего заведующего отделом обкома партии. Его нет давно. Она говорит: по рассказам своих родителей я знаю, что он был честный, добросовестный человек. Но я многих вещей из его биографии не знаю. Он был участником войны. А что еще о нем можно узнать? Пожалуйста, мы предоставляем эти документы из его личного дела.

Р.В. — А как вы переезжали в новое здание?
Е.П. — Мы служим на Московском шоссе 8 лет. Нам выделили цех завода автоаппаратуры. Его отделали, приспособили к нашим требованиям. Там все по правилам – вентиляция, охрана, сигнализация, микроклимат, специальное оборудование. У нас самое большое в области хранилище. Перевозили фонды спецмашинами с охраной. Все было очень серьезно и долго. Грузчики работали под нашим контролем. Сразу все дела расставляли по стеллажам. Работали по схеме, чтобы не утратить ни одного дела. Переезд прошел оперативно и качественно. Рабочие монтировали специальные стеллажи так, чтобы заставить их двигаться по рельсам. Каждый стеллаж весит порядка двух с половиной тонн. Тяжесть огромная. Наполняемость — 100 процентов.

Р.В. — Скажите, а интерес к советскому времени нарастает или убывает?
Е.П. — К сожалению, убывает. Но это не значит, что он не может возникнуть в ближайшем будущем. Преподаватели РГУ направляли к нам группы студентов-историков, которые занимались с интересом. Иногда бывали и курьезы: они смотрят документы военных лет о работе МТС и ничего не понимают. Объясняю: это не мобильная телефонная связь, а машинно-тракторные станции, помогавшие фронту ковать Победу.

Р.В. — А поступление документов из личных архивов случается очень редко?
Е.П. — Это началось активно, когда мы работали над Книгой памяти. Внуки, дети приходили: у нас сохранились документы, письма, фотографии. Огромный фотофонд — гордость нашего архива.

Р.В. — Получается, что служба в архиве — это работа не только с документами, но и с людьми.
Е.П. — Половина нашей работы — с людьми. Об архиве судят по нашему отношению к человеку, который пришел. За документами стоят люди. Бывает, ищешь неделю и не можешь найти ответа на запрос. И надо писать отрицательный ответ, а интуиция подсказывает: что-то недосмотрели. И когда находишь нужный документ, у тебя праздник. Приходит человек, получает справку и говорит: спасибо. Ради этого слова стоит трудиться.

Работа эта никогда не кончается. И открытия делаются нашими замечательными архивистами практически ежедневно.