Солярис по-рязански

В книге Лема действие разворачивается над бескрайним разумным океаном, рязанский же спектакль заключён в рамки малой сцены; в романе действие идёт тягуче, замедленно, отчасти ужас происходящего представляет собой ужас ожидания — в спектакле все события уложены в совсем небольшой промежуток времени, длящийся чуть более часа. Таким образом спектакль оказался далёк от литературного первоисточника, где бездействие так же важно, как и действие. Постановка же представляет собой сплошную активность — это позволяет цеплять интригой и удерживать внимание аудитории, что подтвердил один из зрителей, не читавший знаменитого романа Лема.

На космическую станцию, летающую над планетой Солярис, почти полностью покрытой мыслящим океаном, прибывает психолог Крис Кельвин (Роман Горбачёв). Ему сразу же приходится столкнуться с тем, что два других сотрудника станции Снаут (Анатолий Конопицкий) и Сарториус (Роман Пастухов), кажется, сошли с ума, а третий сотрудник Гибарян и вовсе покончил жизнь самоубийством, доведённый непонятно чем до крайнего ужаса и отчаяния. Характерно, что образ Снаута решён совсем не так, как в одной из самых известных интерпретаций «Соляриса» — фильме Андрея Тарковского. В отличие от Юри Ярвета, сыгравшего своего персонажа как учёного, способного держать себя в руках даже когда это совершенно бесполезно, Снаут Конопицкого — это перепуганный пенсионер, который впоследствии даже с каким-то удовольствием отмечает, что беда, постигшая всех на станции, добралась и до Кельвина.

Разумный океан Соляриса сыграл злую шутку со своими исследователями — их начинают посещать именно те фантомы, встреча с которыми для героев невыносимее всего. Кто показывается Снауту и Сарториусу, так и останется тайной, а к Кельвину откуда-то приходит его жена Хари (Полина Бабаева), принявшая десять лет назад яд из-за размолвки с ним. За прошедшее десятилетие Кельвин смог загнать чувство своей непоправимой вины в смерти жены в глубины подсознания. Океан же, нащупав самое больное место в психике Кельвина, снабжает его на станции будто бы живой Хари, которая неотступно следует за ним и избавиться от которой совершенно невозможно даже путём убийства. После долгих мучений Кельвин устаёт бороться и не сопротивляется своей любви к фантомной Хари — тем ужаснее становится для него новая неизбежная потеря жены, уже не важно, иллюзорной или нет. Герои с горечью приходят к выводу, что это, видимо, и есть контакт с океаном, к которому они так стремились. И как показал только что пережитый опыт, так им нужен пресловутый контакт с совершенно иным разумом (совершенно не факт, что океан занимался психологическими пытками, может быть, в его представлении всё было наоборот)?

«Человеку нужен человек» и нужна ли человеку бесчеловечность — об этом размышляют герои, об этом говорится и со сцены, но стоит признать, что по-настоящему ярко выраженной в спектакле оказалась лишь любовная линия. Несмотря на то что режиссёр в дискуссии после показа утверждал, что он делал спектакль не о любви, убедительной выглядит лишь история Кельвина и Хари. Все остальные вопросы, на которые так богат многослойный роман Станислава Лема: о возможностях и ограниченности человеческого познания, о готовности и способности человека принять нечто абсолютное иное и вытерпеть это, о том, какой жутью может быть ожидание неизвестного, о доверии и границах личного, о ситуациях, в которых мораль не имеет значения, — всё это теряется на фоне лирических эпизодов.

Зато очень удачной выглядит декорация, созданная художником-постановщиком Ириной Сидоренко — большая металлическая конструкция, представляющая собой квадрат с вписанным в него ромбом, в который, в свою очередь вписан ещё один квадрат. Геометричность и холодный цвет декорации действительно способствуют созданию атмосферы затерянной в глубинах космоса одинокой станции с её не менее безнадёжно одинокими обитателями. Одним словом, декорация помогает рассказать историю, которая, кстати, заканчивается совсем не так, как в книге. У Лема учёные ценой разбитых сердец умудряются раз и навсегда избавиться от фантомов. Кельвин вновь теряет Хари — теперь уже точно навечно, но его боль меняется на что-то вроде примирения с бесчеловечным, а потому не способным на жестокость океаном. А в конце спектакля Хари появляется вновь и зовёт Кельвина...

Режиссёр Максим Ларин объяснял, что не ставил перед актёром жёсткой задачи для финала: если актёр чувствовал в себе силы пережить любовь и расставание навеки ещё раз, ему достаточно было просто не отзываться. Но исполнитель Роман Горбачёв несколько раз повторил: «Нет!». Вероятно, эта сцена является ключевой и самой ценной в спектакле.