Три священных дня Геннадия Соколова

Геннадий Соколов, председатель рязанского общества «Жители блокадного Ленинграда», не является коренным жителем нашего города. «В 2015 году исполнится 60 лет, как я рязанец, — говорит он, — потому что родился и пять лет прожил в Ленинграде. Из них долгих полтора года — в блокадном городе, на Васильевском острове».

Тусклая лампочка в бомбоубежище
Пять лет — это уже тот возраст, когда ребенок может запомнить происходящее. Что-то Геннадий Николаевич помнит сам, что-то восстанавливал в памяти по рассказам мамы и бабушки — родных, которые выжили в блокадном кошмаре. А вот маленькая сестренка Алевтина, родившаяся в день объявления войны, не дожила до своего первого дня рождения 20 дней. Она умерла от голода в детских яслях, куда пришлось отдать малышку, когда мама заболела тифом. Умер дед, который до последнего работал на заводе им. Орджоникидзе. Потом оказалось, что он оставил небольшой запас продуктов в тайнике под паркетом. За счет этого семья смогла жить еще какое-то время.

Рассказывает, как приходилось перешагивать через тела умерших соседей в подъезде их дома, как люди сходили с ума от происходящего.
— В соседней квартире взрослые получили продуктовые карточки на всю семью, закрыли трех своих детей и бросили их, чтобы самим больше еды досталось. Когда дверь открыли, дети были, конечно, мертвы. Какой человек в здравом рассудке сможет так поступить? Скорее, от себя живого отрежет, чем вот так уморит собственные чада, — вспоминает Соколов.

Помнит он и бомбоубежище с тусклой лампочкой, до отказа набитое людьми. Еще вспоминает, что с наступлением теплых весенних дней жить стало немного проще: из крапивы и лебеды бабушка пекла лепешки, которые быстро съедались. А потом была эвакуация.
— Переправляли нас по Ладоге на катерах, до которых еще нужно было добраться по длинным деревянным мосткам. Обессиленные люди ползли по ним, выбрасывая казавшиеся очень тяжелыми чемоданы. Так они и плавали на воде, чемоданы эти. И бабушка моя, совсем ослабевшая, тоже с трудом ползла. Но нам помогли моряки — мама расплачивалась табаком, который взяла с собой, — рассказывает собеседник. — А на берегу давали по кусочку хлеба и предупреждали, что набрасываться на него нельзя. Кто не мог сдержаться и съедал сразу весь кусок, умирал, потому что желудок отвык от пищи.

Некоторые воспоминания отрывочны, всплывают, как в тумане. Помнит продуктовые карточки, помнит печеньица, которые выдавали для живой тогда сестренки вместо хлеба. Как мама плакала и кричала на детсадовских воспитателей, что они уморили ее малышку голодом. В это время произошло еще одно страшное событие: без вести пропал отец Геннадия Николаевича. Он был военным моряком. Сын не успел проститься с ним — заснул, когда тот забегал домой попрощаться. Мальчика не стали будить, так как никто и не предполагал, что война будет настолько страшной и затянется так надолго. Сын Геннадия Николаевича при помощи Интернета пытался найти следы деда: где он погиб, как, где похоронен. Но ничего выяснить не смог. Соколов признается: он какое-то время думал, что отцу удалось выжить.

«Это вам за дедов и отцов!»
По направлению семья должна была отправиться в Среднюю Азию, но Соколовы отправились в Красноярск — там жила семья сына бабушкиного брата.
— Мы жили в небольшом поселке авиаремонтного завода, на котором работал дядя. День Победы мы встретили там. Какая же это была радость, просто непередаваемая! А рядом был лагерь для военнопленных, и мы, мальчишки, побежали к нему и начали бить стекла. Кричали: «Это вам за дедов! А это — за отцов!», — рассказывает, посмеиваясь, собеседник. — Но не у всех было к пленным такое отношение. Некоторые женщины подкармливали немцев, говорили, что они люди подневольные, у них тоже есть дети, которые ждут своих отцов.

Дядю перевели сначала в Сызрань, а потом и в Рязань. Жили они в самом центре, первый их дом стоял прямо напротив корпуса мединститута, на улице Маяковского, сейчас там здание банка. Геннадий пытался поступить в радиотехнический институт, но остался за бортом. Говорит, что такие понятия, как «по блату» и «вне конкурса», имели место всегда.
— Хорошо видел, как преподаватель подошел к соседу и все исправил в его листочке. А мне, конечно же, нет, — вспоминает Соколов.

Зато он с отличием окончил станкостроительный техникум, поступил в открывшийся филиал политехнического института… Геннадий Николаевич может долго и подробно рассказывать о своей жизни, но особенно часто вспоминает о том, как принял участие в 1-м Всесоюзном слете юных туристов, который состоялся в 1954 году на Южном Урале, на озере Тургояк.
— Прежде чем попасть на слет, мы проплыли 250 километров — тренировались. На слете пришлось ходить по горам. Однажды я упал на спину. Не знаю, что бы со мной было, если б не котелок за спиной. Он сильно покорежился от удара, но спас мне жизнь. Мы тогда заняли 4-е место и очень обиделись. Ведь местные ребята знали все тропинки, неоднократно проходили этим маршрутом. И наглядную агитацию в их лагерь подвозили на грузовиках. А мы и попали туда впервые, все незнакомое, и из плакатов-стенгазет — только то, что смогли привезти в рюкзаках. В общем, несправедливо, — до сих пор расстраивается он.

Геннадий Соколов был и комсомольцем, и членом коммунистической партии. Отслужил в армии, совмещал работу и учебу в институте. Работал на целине. Женился, в браке появились трое детей — два сына и дочка (в следующем году исполнится 53 года со дня свадьбы с супругой Лилией Андреевной — прим. авт.). В общем, был примером во всех смыслах этого слова. И с работой, по его словам, везло. Хотя и на рабочем поприще встречались подводные камни.

«Проработка» за венчание
— В советские времена при всей их неоднозначности было немало такого, что совершенно незнакомо сегодняшней молодежи. Можете ли вы вспомнить подобный случай?
— Как ни странно, о том, как разбирали на партсобраниях неверных мужей, узнавал только из советских фильмов. Сам с таким не сталкивался. Было дело, женщины писали нам жалобы на поведение супругов, мы потом говорили: «Провели беседу, разобрались». Но на самом деле в семью не лезли, если, конечно, не совершено что-то противоправное. Верить в Бога не запрещалось, а вот крестить детей или венчаться — это нет, за это «прорабатывали», «ставили на вид». Однажды мне пришлось иметь беседу с комсомольцем, который обвенчался с женой. Тот рассказывал, что жену взял из деревни Заокское, там были сильны старые порядки. Его уверяли, что «никто не узнает, батюшка же наш, местный». Но — узнали. Церковнослужитель, видимо, вовремя докладывал «куда следует», раз спокойно продолжал служить.

— А борьба с «американизмами» и стилягами?
— Тоже не очень часто сталкивался. Однажды сын захотел драные потертые джинсы. И я не стал препятствовать, ведь, чтобы осуществить свою мечту, он месяц проработал на заводе — красил полы во время ремонта. Я посмеялся, конечно, над тряпкой, но не запретил. В младенческом возрасте детей не крестил, они окрестились сами, уже в сознательном возрасте, будучи взрослыми. Это их выбор. Как-то раз, работая на конденсаторном заводе и будучи секретарем комсомольской организации, сам стал жертвой системы. Пришел в клуб «Красное знамя» и попросил дать на предприятие руководителя художественной самодеятельности. А меня обвинили в «стукачестве». Мол, зачем рассказал, что на заводе нет руководителя самодеятельности? И… сняли с очереди на квартиру. На тот момент я как раз стоял первым в очереди.

О бочке грибов и нелюбви к автомобилям
Геннадий Николаевич работал на многих должностях, был даже, если говорить современным языком, региональным министром промышленности. На все предприятия приезжал без предупреждения, их трудности знал порой лучше самих директоров. После перестройки стал предпринимателем — обеспечивал инкассаторскими сумками все российские банки. Но ни богатым, ни видным политическим деятелем так и не стал. Даже не заимел собственного автомобиля.
— Не люблю автомобили, я люблю походы и природу! — поясняет Соколов свою жизненную позицию. — Последнее достижение нашей семьи — 60-литровая бочка белых грибов, не считая маленьких корзинок! Люблю, когда в деревне собирается вся семья, а она немаленькая — 17 человек, и уже правнук есть!

Планов на будущее — громадье. К примеру, выпустить дополненное издание книги «Жить и помнить. Воспоминания участников обороны и жителей блокадного Ленинграда». Первое издание, инициатором которого был именно Соколов, прочитали многие блокадники, стали просить опубликовать и их воспоминания. Уверен, что такие рассказы очень важны для истории и потомков, ведь блокадников становится все меньше.
— А для моей семьи до сих пор есть три святых дня: начало блокады — 8 сентября, освобождение города от фашистов и день Победы, — говорит он на прощание и спешит на новую деловую встречу.