Михаил Малистов ― главный по коленкам

За ворчание меня прощают
― Михаил Федорович, существует мнение, что хороший хирург должен обладать долей цинизма. Мол, это чуть ли не обязательное качество профессии. Как Вы относитесь к такой точке зрения?
― Я к ней не отношусь. Цинизм предполагает безразличие к страданиям окружающих. А, на мой взгляд, любого врача, будь он хирург, терапевт или стоматолог, без чувства сострадания на пушечный выстрел нельзя подпускать к медицинской профессии. Другое дело, что наша специальность предполагает умение скрывать свои эмоции. Бывает, что эти качества пациенты принимают за толстокожесть. Мои молодые коллеги иногда любят бравировать своей якобы профессиональной грубостью. Но это, поверьте, с опытом проходит.

― Тяжелая работа?
― Моя-то? Ну, нелегкая ― это точно… Когда за день через твой кабинет проходит более полусотни больных, то к концу рабочего дня уже правое колено с левым начинаешь путать. А показать свою усталость не имеешь права. Ведь человек не виноват, что попал к тебе на прием не с утра, а ближе к вечеру. Да и права на ошибку хирург-травматолог не имеет, как бы он ни устал. Больно уж цена такой ошибки высока.

― Ваш стаж работы сам по себе вызывает уважение… Но к тому же все эти годы Вы проработали в одном коллективе. Для Вас это принципиально?
― Да нет, наверное… Так сложились обстоятельства. Понимаете, я, конечно, мог бы сейчас сказать, что врач обязан качественно выполнять свою работу, где бы он ни трудился. И это было бы, безусловно, правильно. Но в моем случае практически вся жизнь связана с одним коллективом, и, по-моему, вполне естественно, что эти люди становятся для тебя не просто коллегами по работе, а семьей, родными и близкими. Создается особенный микроклимат, подобрать замену которому невозможно.

― Так в чем особенность?
― Хотите верьте, хотите нет, но за все эти годы я не помню практически ни одного конфликта на личной почве. Конечно, всякое бывало… Профессия у нас достаточно нервная, да и ежедневное общение с человеческими недомоганиями, сами понимаете, оптимизма не прибавляет. И тем более важно ощущать, что рядом с тобой есть люди, всегда готовые поддержать, прийти на помощь, понять, да просто посочувствовать, проявить терпение к каким-то твоим личным недостаткам.

― А у Вас их много?
― Не ангел, определенно… Поворчать очень люблю. Иногда «завожусь» по пустякам. На пациентов выплескивать свои эмоции категорически нельзя, а с коллегами не всегда удается сдержаться. Правда, очень быстро «отхожу» и обязательно извиняюсь. Спасибо коллегам за то, что они терпят и прощают мою стариковскую слабость.

Основатель династии
― Ну, Михаил Федорович, так уж и со стариковской… Это Вы несколько преувеличиваете.
― Да что уж там преувеличивать ― за седьмой десяток перевалило.
― Вашей форме можно только позавидовать.
― Это у меня наследственное. Отец всегда был поджарым, энергичным, на него до самого почтенного возраста молодые дамы заглядывались.

― Вы из врачебной семьи?
― Как Вам сказать… Дед был деревенским знахарем, костоправом. Мама рассказывала, что к нему из всех соседних деревень приходили за помощью. Он лечил и людей, и скотину, причем делал это одинаково успешно. Иногда придет мужик: «Помоги, Петрович, в спину вступило, ни вздохнуть, ни охнуть не могу. Покос, самое время работать, а какой из меня сейчас работник!» Дед посмотрит на больного, спину разотрет травяным отваром, помассирует, и на следующий день мужик уже литовкой машет. Думаю, мои медицинские амбиции от него. Родители работали по вполне «штатским» специальностям. Мама была учительницей, отец ― инженером-строителем.

― А Ваши дети? Или тоже на внуков рассчитываете?
― Нет. Тут все в рамках традиции. Можно сказать, что я стал основателем врачебной династии. Сын ― терапевт, дочка ― физиолог, думаю, что внучка будет хирургом. Есть у нее, на мой взгляд, к этому склонность.
― Но ведь есть убеждение, что хирургия – исключительно мужское призвание…
― В какой-то мере я с этим согласен. Хотя в современной медицине есть такие направления, где как раз нужны женские качества. Да и разделение на «женские» и «мужские» профессии несколько условно. Вот говорят, что режиссер тоже чисто мужская работа. А Галина Волчек? А Вероника Дударова? Так что дело, наверное, не в половой принадлежности.

Специалист по рязанским свалкам
― Михаил Федорович, предполагаю Ваш ответ, и все же: что в жизни хирурга Малистова существует, кроме работы?
― Интересно, а какой ответ Вы предполагали?
― Ну, обычно врачи, артисты, учителя настолько погружены в свою профессию, что ни на что другое не остается ни сил, ни времени.
― В моем случае это не совсем так. Вот я давно и серьезно увлекаюсь конструированием мебели. Все началось еще в советские времена, когда с хорошей мебелью у нас была напряженка, а типовой шкаф, стол, стулья не отвечали нашим с супругой эстетическим запросам. Я и решил: если ноги собирать могу, неужели стул не сделаю?. Тем более что мой дед по отцовской линии был отличным плотником.

― Значит, тоже гены повлияли?
― В какой-то степени да… Во всяком случае, до этого плотницкого инструмента я в руках не держал. Но вот накупил литературы, разобрался, что к чему, и изготовил свой первый стул за два дня. Выглядел он довольно нелепо, зато был вполне устойчивым. Кстати, это мое первое произведение до сих пор стоит у нас на даче и служит семейству верой и правдой.

― Насколько я понимаю, стул был только началом?
― Примерно через год мы обставили всю нашу двухкомнатную «хрущевку» мебелью моего производства. Единственное, на что не рискнул покуситься, ― «супружеское ложе». Не знаю почему, но с кроватями и диванами у меня сложились сложные взаимоотношения. Между прочим, благодаря этому моему увлечению я еще и немецкий язык выучил.
― ???
― В советское время нашей литературы по этому вопросу было маловато, а в ГДР выходило несколько отличных журналов именно для мебельщиков-любителей. С подробными чертежами, рекомендациями, объяснениями. И главное, на них можно было подписаться. Вот и пришлось засесть за словари и разбираться, что к чему. В школе и институте у меня с языками было не очень, а тут довольно быстро получилось. Вот что значит реальный стимул!

― А сегодня Вы продолжаете делать мебель?
― Постепенно это увлечение переросло в нечто большее. Уже лет десять я серьезно занимаюсь восстановлением старинной мебели. Можно сказать, освоил несколько новых специальностей. Например, стал знатоком рязанских свалок. Иногда там удается отыскать настоящие раритеты. Про свалки, конечно, шутка, а вот краснодеревщиком стал достаточно квалифицированным.

― Вы с таким увлечением рассказываете, что невольно напрашивается вопрос, как это удается совмещать с такой загруженностью на основной работе?
― То есть не мешает ли мебельщик хирургу?
― Ну, в какой-то степени…
― Ни в коем случае. Наоборот, помогает поддерживать квалификацию! Ведь, например, искусство краснодеревщика ― это ювелирная работа. Тут нужна такая точность глаза, руки, что без хирургических навыков не обойтись. А время всегда можно найти, если правильно его планировать.

Любимый анекдот
― Михаил Федорович, Ваши коллеги рассказывали, что Вы увлекаетесь еще и собиранием медицинского фольклора…
― Скорее исторических анекдотов на медицинскую тему.
― Любимые есть?
― Конечно. Вот, кстати, о врачебных увлечениях. Распорядок дня великого Боткина выглядел следующим образом. Он приезжал в клинику к 10 утра. С 11 часов начинались химические и микроскопические исследования со студентами и молодыми докторами, а также научно-исследовательская работа со старшекурсниками. С 13 часов он читал лекции, после лекции следовал обход и осмотр амбулаторных больных, с 17 до 19 часов ― вечерний обход клиники, с 19 до 21 часа ― лекции для доцентов, на которые допускались все желающие. После этого Боткин возвращался домой, где ужинал и занимался подготовкой к следующему дню, а вот время после 12 часов ночи он уделял любимому делу ― игре на виолончели.

― А еще?
― Вот мой любимый анекдот. Гениального русского хирурга Николая Пирогова раненые называли «чудесный доктор». И однажды на фронте в его палатку принесли тело мертвого солдата. У тела отсутствовала голова. Бойцы объяснили, что голову несут следом. Сейчас профессор «ее как-нибудь привяжет», и солдат снова вернется в строй.