70 лет назад: немцы под Рязанью

Во второй половине ноября фашистские войска вступили на территорию Рязанской области, заняли Скопин, Михайлов, Милославское, много других сел и поселков. Перед их приходом советская власть уничтожала все, что невозможно было эвакуировать, чтобы оно не досталось немцам. В Рязани жители до последнего дня не знали, войдет враг в город или нет. Войск для защиты почти не было: рабочий полк добровольцев, немногочисленные курсанты из Владимира, автомобилисты, саперы, девушки из зенитного дивизиона и рязанская милиция. Только 26 ноября на железнодорожную станцию Шилово прибыл командир 10 армии, недавно сформированной под Пензой – Филипп Голиков (на фото). А 1 декабря стрелковые и кавалерийские дивизии его армии начали выгружаться из эшелонов в Рязани и окрестностях.

  

Рязанская газета "Сталинское знамя" практически никаких местных сводок не публиковала. Но люди видели, как много идет по городу солдат и лошадей. Еще в октябре население Рязани, чтобы купить на базаре страшно подорожавшее продовольствие, начало в массовом порядке продавать одежду, часы, золотые и серебряные вещи. На предприятиях выдавали карточки на получение 800 граммов хлеба в день. Те, кто не работал, получал карточки на 400 граммов хлеба. Были еще “сахарные” карточки, по которым выдавали пряники или карамель. Очень редко отоваривались “рыбные” карточки. Овощи и мясо можно было купить только на рынке, в магазинах их практически не было.

Весь ноябрь Рязань бомбили. Немецкие самолеты старались повредить железнодорожные пути, попасть в вокзал, в работавший на авиацию деревообрабатывающий (сегодня приборный) завод, в "Рязсельмаш" (там делали снаряды). Небо города прикрывал 269-й зенитный дивизион, почти полностью состоящий из девушек. Самая мощная бомбежка была 6 ноября. Первые бомбы взорвались на станции “Рязань-1”, повредив деревянное здание вокзала и рельсы (несмотря на темное время суток, повреждение рельсов устранили за один час, а вокзал отремонтировали только весной 1942 года). Две бомбы попали в привокзальный рынок на Малом шоссе, на котором в это время, к счастью, не было людей. Прогремел взрыв в детском саду на улице профессора Кудрявцева, где погибло много детей. Одна бомба угодила в госпиталь на улице Каляева (сейчас железнодорожный техникум). Сброшенный с самолета фугас взорвался во дворе управления НКВД: там осколками убило двух лошадей, получили ранения несколько сотрудников. Кроме того, от бомб пострадал бывший дом Салтыкова-Щедрина. 7 ноября в Рязани не было никакой демонстрации в честь годовщины революции: власти не стали рисковать, да и людям, занятыми похоронами погибших накануне, было не до празднования. С 8 ноября в Рязани был введен комендантский час – с 22 до 7 часов. Любое передвижение в это время разрешалось только по пропускам коменданта города. В газетах утверждалось, что немцы понесли такие страшные потери, что не смогут уже ничего сделать с СССР. Назывались неправдоподобные цифры вражеских потерь, которым трудно было верить.



Ударили морозы. 14 ноября было минус 22 градуса. Несмотря ни на что, наступление врага на восток продолжалось. “10-я мотодивизия 47-го танкового корпуса, – вспоминал немецкий генерал Гудериан, – достигнув 27 ноября города Михайлов, отправила группы подрывников для взрыва железной дороги на участке Рязань-Коломна. Однако эти группы не смогли выполнить своей задачи: оборона русских была слишком сильна. 29 ноября превосходящие силы противника впервые оказали сильное давление на 10-ю мотодивизию. Поэтому наши войска вынуждены были оставить Скопин…”

На самом деле никакой "обороны русских" не было. Железную дорогу защитили истребительные отряды из жителей Рыбного, Луховиц и т.п. Вооруженные чем попало (охотничьими ружьями, карабинами XIX века, пистолетами), они отлавливали или убивали диверсантов, не подпуская их к рельсам. Начальник михайловской конторы Госбанка СССР по фамилии Гаврилин, не успев эвакуироваться на машине или телеге, собрал все деньги и ценности в два мешка, взвалил их на плечи и вышел из города пешком вечером 24 ноября. 60 километров до Рязани он шел пять дней, ночуя в попутных селах. В Рязань Гаврилин пришел 29 ноября, неся целые и невредимые мешки. Однако через некоторое время его взяли под стражу, а потом осудили на 10 лет лагерей “за допущенные денежные потери”: по сравнению с документами сколько-то бумажек в принесенных мешках не хватало. 25 ноября немцы впервые выслали разведку в сторону Рязани. Около станции Стенькино милиционеры увидели двух немецких мотоциклистов. Одного убили, а второй при попытке развернуться перевернул мотоцикл. Его взяли в плен. Другой разведывательный отряд немцев на мотоциклах, посланный в Захаровский район, приехал в село Попадьино. Навстречу им ехала машина начальника Захаровского отделения милиции Андриана Усачева. Он вез милиционера и женщину-врача. Немцы убили всех троих и расстреляли машину.

В селе Плахино немецкие мотоциклисты сорвали красный флаг с сельсовета и сделали несколько выстрелов в воздух, а потом уехали назад. В Захарове в это время жила старая набожная женщина – “убогая Полюшка” (почитаемая сегодня многими верующими). Она предсказала, что в Захарово немцы не войдут, и многие местные жители, уверенные в ее словах, не стали эвакуироваться. Немецкая танкетка в селе все-таки появилась, но оказалось, что это всего лишь разведка. Старушки рассказывали, что за пару часов фашисты лишь убили советского работника, пытавшегося метнуть в них из-за угла бутылку с бензином.

26 ноября начальник гарнизона Рязани Мурат и комендант города Самохин объявили осадное положение. На случай вторжения противника всем рабочим батальонам, милиции и прочим службам было выдано предписание. В нем подробно рассказывалось, где прятаться в лесах, чтобы начать партизанскую борьбу. В эти же дни по льду Оки в сторону Солотчи выехали десятки автомобилей. В Шумаши с них перегружали на сани и развозили по лесным уголкам секретные грузы. Создавались тайные склады оружия и боеприпасов, запасы продовольствия, теплых вещей для партизан. Между тем при оборудовании возможных партизанских баз было обнаружено немало скрывающихся в Мещере дезертиров. К 1 декабря НКВД  составило по области списки 11 "бандитских групп" ориентировочной численностью 62 человека. Чекисты серьезно опасались, что эти "враги советской власти" могут перейти на сторону немцев. Но ловля их началась гораздо позже, в марте 1942-го. 27 ноября на станцию Ряжск прибыла бригада морской пехоты, которая должна была держать здесь оборону. Из Скопина им позвонила телефонистка из узла правительственной связи, замаскированного в обычном доме. Она рассказала, что гитлеровцев в городе всего около 70 человек. Разведка подтвердила эти данные. Морские пехотинцы пешком выступили из Ряжска и ворвались 28 ноября в Скопин. Морякам помогли бойцы Скопинского истребительного батальона, ушедшие из родного города считанные дни назад. После двухчасового боя враги, отстреливаясь, побежали вдоль дороги на Павелец. Впрочем, для немцев рязанское направление тоже не было главным. Они наступали на Тулу и Москву, а здесь был лишь фланг армии Гудериана. В Серебряных Прудах и Михайлове находилось по несколько сотен немцев, в  Павелеце и Чернаве – еще меньше. Между этими населенными пунктами ездили мотоциклисты и единичные бронетранспортеры. У немцев было тут немного артиллерии, но все танки сражались под Тулой.

Советских войск против них готовилось наступать намного больше – десятки тысяч человек. Но вооружены они были хуже. Филипп Голиков, чьи солдаты выгружались в Рязани и разворачивались от Пояркова до Пронска, 1 декабря направил донесение в ставку Верховного главнокомандования об ужасном состоянии частей его армии: “326-я стрелковая, 57-я и 75-я кавалерийские дивизии, – писал он, – вообще не имеют вооружения, остальные должны вступить в бой, не имея пулеметов, минометов, автомашин, средств связи…” На всю армию приходилась только одна рота связи, а сношения между штабами дивизий и штабом армии поддерживалась всадниками, скакавшими от села к селу. И все-таки 5 декабря 10-й армии предстояло начать наступление.